На завод Марат попал не потому, что мечтал о металлургии. Он учился на культработника с уклоном в фотокиносамодеятельность. Его интересовали свет, ракурсы, сцена, творческие вечера. Не металл, а магия пленки. Тогда, в восьмидесятые, кино еще было событием. И он работал киномехаником в большом актюбинском кинотеатре. Марат крутил «Белое солнце пустыни», «Пираты XX века», «Москва слезам не верит».
Так кадры жизни Марата плавно перетекли из кинопроектора в раскаленный металлургический цех. Когда он только пришел на завод в 1984-м, все было иначе. Не было ни автоматизации, ни компьютерных журналов, ни спецобуви с титановыми вставками. Все вручную. Все в жаре. Все в сукне и валенках.
Марат обзавелся семьей, и отец подошел с простым, но очень твердым советом:
И именно там, среди рулонов, ленты и афиш, он встретил свою будущую жену. Она продавала билеты – красивая, улыбчивая. Стояла у кассы, а он в аппаратной.
Завод – дело надежное. Поработай немного. Посмотри. Я и пошел. Думал: ну годик, может, два. Сменю потом. Но… как-то втянулся. День, неделя, смена, потом еще и еще. Я не сразу полюбил печь, но уважать начал с первого дня.
Я киномеханик, она – кассир. Все как в фильме, – улыбается Марат-ага. – Только фильм закончился, когда я вернулся из армии. Титры пошли – и началась совсем другая история.
В аппаратной была своя романтика, – вспоминает он. – Гул пленки, хруст мотора, свет за стеклом – все это казалось будущим. Я любил это.